УНИВЕРСАЛЬНЫЙ КЛЮЧ - В ЕВАНГЕЛИИ

Львиная доля вопросов, адресованных священникам и архиереям, начинается со словосочетания «Можно ли?..». Можно ли православной женщине заниматься шейпингом? Можно ли играть в карты, если не на деньги? Читать книги Блаватской, если только из чистого любопытства? Смотреть юмористические передачи? Практиковать дыхательную гимнастику йогов? Дарить и принимать в подарок «зверей года»? Болеть за футбол? Красить волосы в синий цвет? Это не удивительно: жизнь раскидывает перед человеком все новые веера возможностей, предложений, и человек, коль скоро он хочет все же быть православным христианином, должен в этих предложениях ориентироваться. Но это ведь нереально: каждый раз на любой из возникающих вопросов получить однозначный ответ. Должен быть какой-то универсальный ключ, любой из нас призван его найти и научиться им пользоваться самостоятельно. Найти этот ключ означает, по сути, научиться отличать доброе, потребное христианину для его духовной жизни от недоброго, непотребного.
О том, как и где этот ключ искать, размышляет Епископ Покровский и Николаевский Пахомий.

— Этот универсальный ключ находится в Евангелии. Священное Писание на самом деле дает человеку ответ на все его вопросы. Беда человека, постоянно задающего вопрос: «Можно ли?..» — в том, что он пытается разбить свою христианскую жизнь на отдельные куски, для каждого из которых существует свое «можно» или «нельзя»; он не обретает жизни целостной и непосредственно связанной с Евангелием. Из этого проистекают духовные перегибы, а иной раз и настоящие драмы: человек, боясь взять на себя ответственность за какой бы то ни было собственный выбор, перекладывает ее на священника. И видит в пастыре — не того человека, который может дать ему направление для разрешения его проблем, а того, который все проблемы за него решит. Возрастая в христианской, церковной жизни, человек, безусловно, должен задавать себе вопросы обо всем, что встречается на его пути; но он должен уметь и отвечать на них, не сбрасывая с себя бремя ответственности. Ведь только благодаря этому бремени человек может совершенствоваться.

Евангелие дает человеку направление поиска ответа на любой вопрос: для того чтобы находить ответы, нужно вчитаться в Евангелие. И открыть свое сердце Христу, впустить Его туда. Вот так можно научиться отличать добро от зла, благо — от того, что человеку вредит. Но это величайший труд.

Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает, — писал апостол Павел (1 Кор. 10:23). Человек спрашивает, можно ли ему заниматься йогой как своего рода физкультурой — не изменяя Православию. Пожалуйста, если это для вас действительно только гимнастика. Но ведь йога — это еще и определенное мировоззрение. Поэтому прежде чем спрашивать: «Можно ли?..» — нужно задать себе вопрос: а зачем это мне? Чего я на самом деле хочу? Здоровья и крепости своему телу? Наверное, это достижимо и без йоги. Зачем именно йога? Чего ищет в данном случае человек? Чего недостает ему в Православии? Экзотики? Чувства, что он занят чем-то необычайным, захватывающе интересным? Но необычайнее и интереснее Православия на самом деле ничего нет, и ничто не преображает человека так, как Православие. Беда в том, что люди этого не знают.

Не так давно, будучи в Петербурге, я ехал в такси, и таксист обрушил на меня массу вопросов, не касавшихся церковной жизни, однако связанных с личным выбором человека, с направлением его духовных поисков, стремлением к совершенству… Увидев, что христианство моему вопрошателю практически незнакомо, я попытался сообщить хоть что-то о нем, дать понять, что на все его вопросы оно на самом деле содержит ответ. Но он прервал меня: ему все это, оказывается, не нужно, он практикует буддизм. И это характерно, к сожалению, для большой части нашего исконно православного народа: за ответами на свои вопросы человек готов бежать на Запад, на Восток, куда угодно, но просто открыть Евангелие, всерьез поинтересоваться той верой, которую веками исповедовали его предки, — человек почему-то не хочет. Меж тем американец Юджин Деннис Роуз, будущий иеромонах Серафим (Роуз), в свое время ходил из одной восточной секты в другую, но всерьез задуматься о христианстве — это ему и в голову не приходило. Ему казалось, что христианство, Евангелие — это настолько просто и банально, что истины там в принципе быть не может. Но однажды он открыл «Добротолюбие», и перед ним предстал такой удивительный мир, такая глубина и красота святоотеческой мысли… что он стал в итоге православным монахом.

Беда в том, что мы, привычно (в отличие от американцев) называющие себя православными, искренне желающие таковыми быть, тоже недооцениваем христианство. Мы не хотим копнуть глубже, открыть для себя удивительный мир и найти в нем ответы на все свои вопросы, исполнение всех наших благих желаний. Отсюда бесконечное «Можно ли вот это, а вон то можно или нельзя?».

Да, человек должен четко понимать, что для него полезно, спасительно, а что наоборот. Но как этот путь выбрать и как им пойти? Нельзя каждый шаг своей жизни заранее определить какими-то правилами. Нужно чувствовать дух Евангелия, воспринимать его как живую жизнь. Любому священнику знакомо такое явление: приходит человек на исповедь, достает длинный список и перечисляет: «Согрешил вот этим, этим…». А ты смотришь и видишь, что настоящего раскаяния, покаяния в этом человеке нет. Он просто сухо, механически называет то, что, по его мнению, нужно в данном случае называть, то, что он вычитал в какой-нибудь вспомогательной книжке для готовящихся к исповеди. Но духа Евангелия в своем сердце он не ощущает и потому не ощущает греха. В нем нет живой духовной жизни, той, в которой падение оборачивается победой Христа в человеческом сердце. А при отсутствии живой духовной жизни вера превращается в набор запретов и разрешений: можно — нельзя.

Вы знаете, чем может быть привлекателен ислам? Тем, что в нем вся жизнь определяется набором запретов и разрешений: можно — нельзя, халяль — харам. Христианство не определяется запретами, оно зовет человека к духовному совершенству, а совершенства достичь непросто. Христианство, Православие — это трудная, сложная и при этом удивительно глубокая и богатая религия. Православная литература, богослужение, иконопись, духовная музыка — все это действительно назидает, и все это требует от человека соответствия. А человек меж тем спрашивает: можно ли играть в карты, если не на деньги?

Ясно, что никакого запрета на карты, домино, лото, нарды и так далее в Новом Завете не содержится. И нет никакого греха, если человек когда-то использует одну из этих игр, чтобы выйти из стресса, снять напряжение, немножко отдохнуть, переключиться. Но ведь гораздо чаще игра становится бессмысленным и опустошающим времяпрепровождением: человек отдает ей драгоценные часы, которые мог бы отдать духовному труду, чтению, помощи ближним. Лень и отсутствие привычки к внутреннему труду — вот что стоит за стремлением к «невинной» (безденежной или копеечной) карточной игре. А человек вместо того, чтоб дать себе в этом отчет, просит санкции: грех или не грех, можно или нельзя? А сколько времени позволительно на карты потратить, чтобы это не оказалось грехом, и так далее — до абсурда довести.

Апостол Павел, Послание которого к христианам Коринфа мы сегодня цитируем, был человеком колоссальной внутренней свободы, но и колоссального духовного труда. Он мог общаться с самыми разными людьми, с иудеями, с язычниками, он для всех сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (ср.: 1 Кор. 9:22), но при этом он оставался великим христианином. Богословие апостола Павла ставит перед человеком очень серьезные вопросы. Апостол говорит о свободе, но здесь же он говорит и о грехе. И о законе, который не есть только запрет, нарушение которого становится грехом именно потому, что запрет дан. Закон не порождает греха, он — средство познания человеком греха в себе, греха, который порожден испорченным человеческим сердцем, испорченной волей. Неужели [от] закона грех? Никак. Но я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай (Рим. 7:7). Христианство призывает человека быть честным, не играть в прятки с самим собой и с Богом. Если меня совесть обличает, я должен каяться и стараться исправиться, а не искать в Священном Писании какие-то строчки, которые могут меня, как мне кажется, оправдать. И не защищать себя с помощью весьма распространенного в наше время вопроса: «А где там написано, что это нельзя?». В таких случаях ведь нам Дух подсказывает, что мы что-то не то делаем.

Оппоненты христианства пытаются противопоставить ему некую свободную жизнь, фактически — свободу грешить. Но эта свобода оборачивается рабством греху. Я всегда привожу этот простой пример, когда с юношеством беседую. Кто свободнее: тот, кто курит, или тот, кто не курит? Очевидно, что второй. Свободен тот, кто может отказаться. Кто не может, тот не свободен. Человеку, задающему вопрос: «Можно или нельзя?» — зачастую не хватает именно этого — способности выбрать свободу. Свободу от того желания, которое он хотел бы санкционировать для себя.

Здесь очень кстати будет сказать о церковной традиции. Человеку подчас непросто рассудить о собственном пути. С одной стороны, невозможно все расписать, каждый шаг заранее определить, об этом мы здесь уже говорили. С другой — ища свободы, человек может дойти до саморазрушения, попускать самому себе очень многие вещи, просто перестать их замечать. Именно здесь традиция приходит на помощь. Церковь ведь — традиционное общество, а такое общество всегда ставит перед человеком определенные рамки, ограничения, не дает ему перейти определенную черту. За традицией стоит здравый смысл: хочешь, чтоб все в твоей жизни было хорошо, придерживайся этого пути, он проверен веками. Верующий человек выбор свой делает с помощью определенной традиции, которая помогает ему ненужное отбрасывать в сторону. Например, православная традиция в течение последних нескольких веков предписывает священнику отличаться внешним видом от мирских людей, носить рясу или подрясник. Это тоже не прописано в Евангелии! Но это дисциплинирует, помогает человеку максимально чувствовать себя внутри Церкви и наиболее убедительно свидетельствовать о вере. И не только священнику — любому человеку традиция очень сильно помогает в поиске пути. Когда человек учится различать доброе и недоброе, традиция по крайней мере какие-то грубые вещи отсекает, ну хотя бы — слишком открытую, вызывающую одежду для девушки или молодой женщины, шокирующие украшения, курение, нескромное поведение влюбленных, демонстрацию ими своих чувств и т. п.

Но вопрос: «Можно ли?..» — это всегда еще вопрос о разумной мере или — о месте, которое занимает некое занятие или увлечение в жизни человека. В Первом послании к Коринфянам формула Все мне позволительно, но не все полезно… повторяется дважды и первый раз, в главе 6, продолжается иначе, чем в главе 10: все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1 Кор. 6:12). Что это значит? Обладание — это когда человек забывает Бога, когда он теряет главный смысл своей жизни, когда на первое место, перед Богом, встает для человека какая-то страсть или какой-то другой человек — неважно, что или кто: важно, что это закрывает путь от меня к Богу и становится кумиром.

Возрастание человека в христианстве можно сравнить с воспитанием ребенка родителями. Если родители просто твердят сыну, что пить — это плохо, нет никакой гарантии, что он не станет пьяницей после двадцати. И совсем другое дело, если родители воспитывают в детях разумное, адекватное отношение к алкоголю, то, которое отражено в 103-м псалме: и вино веселит сердце человека (ср.: Пс. 103:15). Если родители просто говорят ребенку «нельзя», то действие этого запрета кончится вместе с родительской властью, потому что повзрослевший человек не научился различать добро и зло. А если старшие помогают ребенку понять, почему именно нельзя, то нравственный запрет останется с ним на всю жизнь. Нашим Родителем, Воспитателем является Господь и Его Благая весть, не ставящая перед человеком частокола запретов, но помогающая все правильно понять.

Журнал «Православие и современность» № 28 (44)

Епископ Покровский и Николаевский Пахомий