Статьи - Церковь и Общество

Как я презирала христиан, а потом вдруг стала одной из них

Как преподаватель, придерживающийся левых взглядов человек и лесбиянка, я презирала христиан. А потом каким-то образом стала одной из них.

Розария Шэмпейн Баттерфилд

Слово «Иисус» слоновым бивнем вонзилось мне в горло, и как я ни старалась, я не могла от него освободиться. Тех, кто проповедовал это имя, я жалела и ненавидела. За годы преподавания в университете я устала от студентов, полагавших, что, «зная Иисуса», можно не знать почти ничего другого. Христиане были и самыми плохими лекторами, никогда не упускающими возможности вставить в разговор цитату из Библии. Они пользовались этими цитатами как знаками препинания: чтобы закончить мысль, а не развить её.

Глупо. Бессмысленно. Опасно. Вот что я думала о христианах и их боге Иисусе, который на картинках выглядел так же мощно, как первый американский шампунь на рекламе. Я преподавала английский язык и феминистские исследования, была практически принята в штат, будучи радикалом, и меня беспокоили вопросы нравственности, справедливости и сострадании.

Ярая сторонница идей Фрейда, Гегеля, Маркса и Дарвина, я старалась поддерживать ущемлённых в правах. Я ценила мораль. И, возможно, смирилась бы с Иисусом и со сборищем его воителей, если бы не другие культурные силы, укрепляющие христианское право.

После саркастического замечания Пэта Робертсона на Национальном съезде Республиканской партии США 1992 года моё терпение лопнуло. «Феминизм, — съязвил он, — учит женщин бросать мужей, убивать своих детей, заниматься чёрной магией, разрушать капитализм и становиться лесбиянками». Да уж. Витавшая в воздухе смесь христианского вероучения с политикой республиканцев требовала внимания.

Официально утвердившись в постоянном штате, я развила естественную для лесбиянки-леворадикала деятельность. Моя жизнь была счастливой, осмысленной и полной. Меня и мою партнёршу объединяли многие жизненно важные интересы: борьба со СПИДом, здоровье и грамотность детей, сохранение золотистого ретривера, а также наша унитарная универсалистская церковь, не говоря уже о многом другом.

Даже если поверить страшным историям, которые распространяли Робертсон и ему подобные, нельзя было не согласиться, что мы с партнёршей были хорошими гражданами и милосердными людьми. В ЛГБТ-сообществе ценят радушие и проявляют его умело, самозабвенно и во всём.

Я взялась за изучение движения «новых правых» и его политики ненависти по отношению к гомосексуалистам вроде меня. Для этого мне нужно было читать ту самую книгу, которая, с моей точки зрения, стольких людей сбила с пути, — Библию. Пока я искала какого-нибудь учёного-библеиста, который помог бы мне в моём исследовании, я повела свою первую атаку на несвятую троицу в лице Иисуса, республиканской политики и патриархального общества и опубликовала в местной газете статью о «Хранителях обещания». Это было в 1997 году.

Статья вызвала множество откликов — такое множество, что по обеим сторонам своего письменного стола я поставила две коробки из-под ксероксов: одну для ругательных писем, другую — для хвалебных. Но одно из писем не вписалось в эту классификацию. Он было от пастора сиракьюсской реформатской пресвитерианской церкви. Это любезное письмо было полно вопросов.

Кен Смит предлагал мне задуматься над вопросами, которые меня восхитили: как вы пришли к своим выводам? Откуда вы знаете, что вы правы? Верите ли вы в Бога? Кен не спорил с моей статьёй; он скорее просил меня обосновать предпосылки, лежащие в её основе. Я не знала, как ответить на это письмо, и просто выбросила его.

Позже в тот же день я выудила его из мусорной корзины и положила обратно на стол, где оно неделю смотрело на меня. В моём мировоззрении была пробита брешь, и это требовало ответа. В постмодернистском духе я исходила из мировоззрения исторического материализма, но христианство — мировоззрение божественное. Кен, сам того не подозревая, своим письмом нарушил целостность моего исследовательского проекта.

Дружба с врагом

С письма Кена началось моё, язычницы, обращение к церкви. Длилось оно два года. До этого я видела библейские стихи на плакатах во время гей-парадов. Было ясно как день: христиане, насмехавшиеся надо мной в день гей-прайда, от души радовались, что я и все, кого я люблю, отправятся в ад. Кен вёл себя иначе. Он не насмехался. Он вдохновлял. Поэтому, когда в другом письме он пригласил меня вместе поужинать, я согласилась. Я думала, что это, безусловно, пригодится для моего исследования.

Произошло другое. Кен и его жена Флой стали моими друзьями. Они вошли в мой мир. Они познакомились с моими друзьями. Мы обменивались книгами. Мы открыто обсуждали сексуальность и политику. Они не вели себя так, будто брезгуют подобными разговорами. Они не относились ко мне, как к «чистой доске». Когда мы вместе сидели за столом, Кен молился так, как раньше я никогда не слышала. Его молитвы были глубоко личными. Беззащитными. Он каялся в своём грехе у меня на глазах. Он благодарил Бога за всё. Бог Кена был праведен и строг, но полон милосердия. И, поскольку Кен и Флой не звали меня в церковь, я не боялась этой дружбы.

Я стала читать Библию. Я поглощала её с аппетитом обжоры. За тот год я прочла её много раз во множестве переводов. Во время ужина моя подруга-транссексуалка Джей припёрла меня к стене. Она накрыла мою руку своей большой ладонью. «Это чтение Библии меняет тебя, Розария», — предостерегла она.

С дрожью в голосе я прошептала: «Джей, а что, если это правда? Что, если Иисус — действительно настоящий воскресший Бог? Что, если мы все в беде?»

Джей глубоко вздохнула. «Розария, — сказала она, — я пятнадцать лет была пресвитерианским священником. Я молилась, чтобы Бог исцелил меня, но он этого не сделал. Если хочешь, я буду молиться за тебя».

Я продолжала читать Библию, постоянно борясь с её духом. Но Библия оказалась сильнее моего «я». Она переполнила мой мир. Я боролась с ней изо всех сил. Затем в одной воскресное утро я поднялась с постели своей лесбийской любовницы и час спустя уже сидела на скамье в сиракьюсской реформатской пресвитерианской церкви. Моя короткая стрижка бросалась в глаза, но я напомнила себе, что пришла встретиться с Богом, а не приспосабливаться к окружению. Я внезапно представила себя и всех, кого люблю, страдающими в аду, и меня парализовала боль.

Я боролась со всем, что со мной происходило.

Я не хотела этого.

Я не просила этого.

Я поняла, чего мне это будет стоить, и мне это не понравилось.

Но обетования Божии вошли в мой мир, словно волны. В один из дней Господних Кен прочёл проповедь на стих из Евангелия от Иоанна: «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении» (7:17; Новая Библия короля Иакова). Эти слова показали мне болото, в котором я увязла. Я привыкла думать. Мне платили за то, чтобы я читала книги и писала о них. Я считала, что так во всех жизненных ситуациях: сначала — понимание, затем — послушание. И хотела, чтобы Бог доказал понятными мне доводами, почему гомосексуальность — грех. Я хотела судить, а не быть судимой.

Но этот стих обещал понимание после послушания. Я билась над вопросом: действительно ли я хочу смотреть на гомосексуальность с точки зрения Бога, или мне просто хочется поспорить с ним? В ту ночь я молилась, чтобы Бог дал мне желание повиноваться, прежде чем придёт понимание. Я молилась долго, до наступления дня.

Когда я посмотрела в зеркало, я увидела прежнюю себя. Но когда я заглянула в своё сердце сквозь строки Библии, я спросила себя: действительно ли я лесбиянка, или всё это — ложная самоидентификация? Если Иисус смог расколоть мир, разделить душу и дух, составы и мозги (Евр. 4:12), может ли он сделать так, чтобы победила моя подлинная идентичность? Кто я? Какой меня сделает Бог?

Затем, в обычный день, я пришла к Иисусу открытой и беззащитной. В этой войне мировоззрений участвовал Кен. В ней участвовала Флой. Церковь, годами молившаяся за меня. Иисус торжествовал. А я была скомкана и растерянна. Обращение было крушением поезда. Я не хотела потерять всё, что люблю. Но голос Бога жизнерадостно пел о любви на обломках моего мира.

Я слабо надеялась, что, раз Иисус смог победить смерть, он может скрепить мой мир. Я принимала, сначала неуверенно, потом с жадностью, утешение Святого Духа. Я обрела покой сначала в себе, затем — среди людей, а теперь — в убежище семейных уз, где один зовёт меня «женой» и многие — «мамой».

Я не забыла, что Иисус пролил свою кровь за эту жизнь.

Но моя прежняя жизнь затаилась в уголках моего сердца как нож.

Розария Шэмпейн Баттерфилд

Перевод Татьяны Пирусской

Православие и Мир